Форпост - Страница 42

Романов проснулся от невыносимой вони. Гуляющий по степи ветер переменил направление и принёс запахи от спящих невдалеке "бомжей". Пара доходяг, вчера по пути живьём сожравших какую-то ползающую хрень, явно маялась животами. Матерящиеся соседи пинками отогнали страдальцев подальше в степь и снова повалились на землю — досыпать.

Володя сидел на земле и смотрел, как на востоке начало сереть небо. Близился рассвет, мужчина зябко передёрнул плечами — за последний месяц сильно похолодало, и теперь он с тоской вспоминал ту изнуряющую жару, что встретила их в самом начале. Прохладный ветерок пробирал до костей, заношенный и порванный в нескольких местах пиджак не грел. Романов тяжко вздохнул, за ночь он совершенно не отдохнул — ноги гудели до сих пор. Пора было командовать подъём.

— Владимир Алексеевич! — шёпотом окликнули сзади. Володя обернулся — невдалеке, согнувшись и держась за живот, стоял один из болящих. Босс брезгливо сморщился. Запашок был ещё тот.

— Чего тебе?

— Мы там такое нашли! Вам точно будет интересно! Владимир Алексеевич, идёмте — это очень важно. — Согнувшийся в три погибели, худой, как скелет, мужик нервно озирался по сторонам, поблёскивая очками.

Подозрительно осмотревшись и не заметив ничего необычного, босс подхватил свою дубинку и последовал за кошмарно воняющим проводником.

Всего через сотню шагов, перевалив поросший колючкой невысокий бугорок, проводник остановился возле сидящего на земле приятеля. Сначала Романов ничего не понял. На засаду это было не похоже — оба доходяги смирно сидели на земле. Кругом была точно такая же пустая степь. Краешек солнца показался над горизонтом и осветил своими косыми лучами всё вокруг. Володя присмотрелся повнимательней и на автомате подошёл поближе к своим вонючим спутникам. В голове Романова взорвалась бомба. Давно и безуспешно выстраиваемая теория о том, где они оказались, сложилась в одно мгновение.

Мужчина и не заметил, как у него подкосились ноги, и он рухнул на сухую траву.

— Ты понял, да? — очкастый негромко рассмеялся, а потом закашлялся. — Приехали. Последняя остановка.

Его приятель, пожилой измождённый мужчина, молча сидел, морщился и держался за сердце. Было видно, что ему очень плохо. Романову тоже было ОЧЕНЬ плохо. Мозг онемел, в затылке возникло ощущение пустоты, а в животе ледяным холодом разливался ужас.

В полном молчании прошло несколько минут.

Привычка думать, заложенная у Володи отцом, сработала и сейчас. Перезагрузившись, нейроны мозга ожили и зашевелились. Взгляд Романова приобрёл осмысленное выражение, а вонь, идущая от соседей, заставила босса подняться на ноги и отойти. Никаких идей, что делать дальше у Владимира не было, но первый шок уже прошёл.

— Надо пойти ребят позвать. — Очкастый тоже поднялся на ноги.

— А с ним что? — Романов указал дубинкой на второго. Очкастый обернулся, и Володя изо всех ударил его по затылку. Страшно хрустнула кость, и бедолага без звука свалился на землю. Пожилой, всё так же держась за сердце, поглядел в глаза Володе, грустно улыбнулся и, подставляя макушку, наклонил голову.

Свет слепил глаза. Уже ничего не видя, Романов сделал два шага вперёд.

Мир вспыхнул.

Очухался Володя минут через пятнадцать, сидя на холодной земле в двадцати шагах от убитых им людей. Зачем он это сделал, Романов не знал. Руки действовали словно сами по себе, подчиняясь подсознательному рефлексу или, может быть, интуиции. Впервые в жизни убив, Володя не испытывал никаких эмоций. Вопреки ожиданиям, его совсем не тошнило, и было абсолютно на всё наплевать. Посмотрев на окровавленную дубинку, мужчина зашвырнул её подальше и, снова поднявшись на ноги, двинул к лагерю.

Пора было будить этих… людей.

Через два часа следы автомобиля привели изнывающих от жажды путников к небольшой рощице, в центре которой был родник.

"А что, в принципе, наверное, я прав, — Романов развалился в тени и наслаждался покоем. — Информация — это знание, знание — это сила, сила — это власть, а власть"…

Володя довольно зажмурился — про исчезнувших доходяг никто ничего не спросил. Ни утром, ни сейчас. Избавившись от совсем опустившихся "соплеменников", все с облегчением вздохнули и сделали вид, что их и не было. Возле рощицы один из братьев сбил палкой большую птицу, и теперь народ наслаждался, тишиной, покоем, чистой водой и птичьими косточками. Мясо руководство оставило себе.

"В конце концов, такие козыри всегда пригодятся. Этих, которые на машине, догоним и поторгуемся. Лишний туз не помешает", — настроение улучшилось и, свистнув Машке, Романов направился к ближайшим кустам.

Привал возле родника растянулся на три дня — как ни торопил с выходом Владимир, его не слушали, и никто не сдвинулся с места. Все отдыхали, охотились на птиц, в изобилии водившихся в округе, ели и спали. Снова ели и снова спали. Ниже по течению устроили помывочную и постирочную. Лишь на четвёртое утро, окончательно распугав всю живность на километр вокруг, приободрившийся народ, понаделав себе на всякий случай деревянных копий и дубинок, тронулся в путь.

Впереди, далеко-далеко, на самом краешке горизонта, появилась едва различимая самым острым зрением тонкая полоска моря.

— Молодцы, девочки! Сегодня все отлично поработали! — Алина, одетая в сногсшибательное танцевальное платье из латиноамериканской программы, хлопнула в ладоши. Женщины остановились и оживлённо зашумели — танцевать нравилось всем. Песнопения у костра народу, в итоге, приелись и Николай, с согласия Ивана, предложил Алине устроить танцевальный кружок, волевым решением записав туда всех жителей посёлка. После двух занятий в кружке осталась одна "молодёжь": Оля, Света, Ксюша, Дима и Юра-студент. Парни, после того как Светка, наконец, определилась, потихоньку помирились и хоть лучшими друзьями не стали, но, по крайней мере, уже не дрались при каждой встрече. Зато все остальные каждый вечер присутствовали на занятиях, с удовольствием наблюдая за танцующими парами. Да и Алина, чувствуя, какими влюбленными глазами на неё смотрит ЕЁ мужчина, каждый вечер выходила в новом платье и туфлях. Народ ошарашено пялился то на сверхэротичные костюмы из "латины", то на белоснежные бальные платья из европейской программы. На фоне плетня кухни, костра и хаты, крытой камышом, смотрелось это шизово.